Кирилловна

Дистрибьютор остается эксклюзивным ровно столько и ровно настолько, сколько и насколько решит производитель.

В самых обычных историях, внезапно всплывающих из долговременной памяти, приятно обнаруживать сострадание к когда-то казавшимся не очень приятными, участникам событий. И особо ценно обнаружить собственную печаль и сожаление о том, что нет возможности сообщить об этом адресату моих переживаний в связи с воспоминаниями.

Обнаружить столь ценное чувство, как печаль, помогает один из моих любимых профессиональных «инструментов». Что-то вроде специальной «линзы», через которую я смотрю на своего визави. В эмоционально-фокусированной терапии принято называть этот инструмент «линзой» привязанности.

Он помогает не только в кабинете при работе с парами, семьями, индивидуальными клиентами, но и в быту. С его помощью часто удается довольно быстро разглядеть мельчайшие детали. А это позволяет без особых усилий занимать и удерживать безоценочную позицию в контакте. Быть искренней в своих проявлениях, оставаться самой собой и при этом проявлять эмпатию.

Остается только сожалеть о том времени, когда вот такого чудесного инструмента в моих руках просто не было. Сейчас даже представить невозможно, как я тогда обходилась без него…

В самом начале своей «взрослой» самостоятельной жизни в стенах одного из НИИ (научно-исследовательских институтов) я стала невольным наблюдателем и параллельно «исследователем» одного «эксклюзивного договора» в действии. Даром что ли институт имел статус научно-исследовательского.

Впрочем, собственно, к исследованиям, которые проводились в учреждении, и в которых я принимала непосредственное участие, как научный сотрудник, то, о чем я расскажу, не имело и не имеет отношения.

Само наблюдение, как и самонаблюдение, в целом не столько развлекали меня тогда, сколько отвлекали от решения задач. Не скажу, что очень, поскольку меня в принципе мало что способно отвлечь от того, что важно для меня. К тому же вежливо и не очень попросить коллег уменьшить количество децибел мне было не сложно.

 Сотрудники отдела не очень разделялись по иерархическому принципу. А может быть это я, в силу своей молодости и «безбашенности», не видела особых различий в званиях и регалиях. В этом смысле с тех пор для меня мало что изменилось.

И с гендерными различиями у меня тоже все складывалось достаточно гармонично: все мои коллеги, мужчины и женщины, решали одинаковой сложности задачи.

Время было такое. Азартное!

Это сейчас я понимаю, что азартным оно было в моем восприятии. Для меня это время было временем открытий, фантастических возможностей, выбора, дерзких планов, ожиданий, надежд. И, как мне тогда казалось, бесконечных проб и ошибок, время перемен. Хотя для многих это было время растерянности, отчаяния, утрат, страха. А ещё это было время тотального дефицита.

Кирилловна, как ласково и одновременно уважительно коллеги называли секретаршу отдела, приходила на службу минут за 10 до начала рабочего дня. И к моменту появления на своих рабочих местах сотрудников она успевала привести себя в «надлежащий» вид. Новое платье, новый костюм, новая блузка,…

При этом, обувь могла быть совершенно не уместной. И часто это были одни и те же нелепые заношенные башмаки, напоминающее домашние туфли. К тому же не выглядеть «как с обложки глянцевого журнала» Кирилловне помогала и её прическа, точнее полное отсутствие оной. Уходу за волосами она, казалось, принципиально не придавала никакого значения.

Вокруг этой озорной, дерзкой, немного грубоватой женщины всегда разворачивалась суета. И именно на эту суету затрачивалось на мой взгляд достаточно много рабочего времени Кирилловны и коллег.

Суетились все. Без возрастных, гендерных, иерархических различий. Суетились коллеги из моего отдела, из других, находящихся в соседних корпусах, причем на очень приличном расстоянии. Кто-то приходил, кто-то уходил, потом возвращался, и не один,… Все выглядело так, как будто в режиме нон-стоп шли какие-то важные приготовления.  

Ходоки шли весь день по одному, группками. С любезностями, подношениями, лестью. Создавались коалиции, плелись интриги. Словом, жизнь кипела. И руководила всеми этими процессами Кирилловна.

Зачем ей это было нужно? Это ключевой вопрос.

Итак, прическа и обувь – минус. А что касаемо одежды – вот это как раз и есть тот самый эксклюзив, который она имела возможность, как тогда говорили, «доставать».

Эксклюзив такого уровня (не ширпотреб) был доступен, пожалуй что, ей одной во всем учреждении. Кирилловна, в силу обстоятельств оказалась непосредственно причастной к очень «закрытым» источникам благ (спецраспределителям), «доставала» «шмотки» ведущих мировых брендов.  Делала она это истово, азартно, влезая в долги, наживая толпы друзей, «друзей» (в кавычках) и врагов (без кавычек).

А эти утренние приготовления (10 минут до начала рабочего дня), в обход прически и обуви, были последней репетицией Кирилловны перед «дефиле».

На дефиле с сотрудниками случались мини истерики, мини обмороки, макси ссоры и ещё много чего такого. И каждое такое дефиле заканчивалось восторгом и трогательными слезами благодарности счастливого обладателя только что представленного эксклюзива от Кирилловны.

По условиям «сделки» акт передачи из рук в руки назначался на следующий день. «Завтра в лучшем виде» — с загадочным видом сообщала она покупателю.

А весь сегодняшний день для Кирилловны был наполнен вниманием, восторгами, признаниями в любви ей, такой замечательной, и такой отзывчивой…

Только спустя годы я поняла, зачем вся эта столь энергозатратная канитель нужна была ей там и тогда. Поняла, когда случайно узнала, что этот «энерджайзер» в середине 90-ых унесла тяжелая болезнь. Буквально за несколько месяцев…

Изменения в стране лишили Кирилловну доступа к живительному источнику. «Спецраспределители» перераспределили в очередной раз, и эксклюзив перешёл в другие руки. Она ещё какое-то время суетилась, пыталась успеть сесть на тот же самый, как ей казалось, «свободный стул». Но, увы, добегая, она всякий раз обнаруживала, что «стул» уже занят.

Пока была возможность, она восполняла дефицит любви и принятия. Таким нехитрым способом получала от неблизких ей людей суррогаты признания, восхищения, благодарности и любви. Это был её «кислород».

И пока поступал «кислород», была жизнь…